Телефонистка фиксировала услышанные рассуждения слово в слово. Хотя и ей с трудом дались стихи с их сложным ритмом и пунктуацией.

Впрочем, за их грамотностью никто особо не следил. Тут важны были факты, а не запятые. Так что переживать за правильность цитаты не приходилось.

А еще 22-му инкриминировали ношение футболки с иностранной надписью (это в час войны-то – на вражеском языке!) и… (вот тут телефонистка насторожилась, потому что подобную информацию получала уже несколько раз) посещение кабинета магнитно-резонансной томографии вне очереди.

Был он там не один, а с каким-то другим молодым человеком. И имен их в списке назначенных на прием пациентов не числилось.

«Вот! – подумала дочь покойной любительницы черешни. – Тут-то самая собака и зарыта. Что-то зачастил он без очереди на томографию. И каждый раз не один!»

В своем отчете она особо подчеркнула именно этот факт. Ее начальник должен был остаться довольным ее наблюдательностью и прозорливостью.

«А вообще – было бы прикольно посмотреть на этого 22-го. Какой он из себя? Молодой, красивый, самобытный?»

Что-то подсказывало ей, что он должен быть именно таким.

А еще у нее было однозначное ощущение грядущей беды, которая поджидает этот странный номер, ухитрившийся насолить своим поведением столь многим бдительным гражданам страны.

«Что же сделают с ним? – прикидывала она. – Столько жалоб! Тут, пожалуй, тюрьмой не отделаешься».

И в ее уме возникал торжественный и жуткий образ: молодой, красивый и самобытный парень с гордо поднятой головой идет на казнь. А внизу скандирует толпа: «Правосудия! Правосудия!»

А он им с помоста вот это самое свое… как там оно звучит? Телефонистка сверилась со сделанной в компьютере записью. Ну да:

И одним красивым человеком станет меньше!

Аж дух захватывает!

Клара просматривала свежие газеты и осознавала, что пора уже примерить первые в жизни очки: чтение явно напрягало глаза.

Что же касается содержания изучаемой ею прессы, то все издания были на одно лицо, от передовиц и до страниц объявлений.

Первые полосы, как и должно, посвящались войне.

Добросовестно пройдясь по каждой, Клара заподозрила, что минимум в три газеты пишут одни и те же авторы, прикрываясь разными псевдонимами.

Помпезность стиля и способ выстраивать последовательность фактов обнажали один не слишком радивый ум, тщетно пытающийся замаскироваться.

«Впрочем, а почему бы и нет? – думала Клара. – Народ все равно не будет читать сразу все газеты. А для формирования единого коллективного мнения схожесть текстов даже полезна».

Клара вооружилась карандашом и подчеркнула несколько особо удачных мест. Она всегда это делала для Бога, если вдруг ему захочется пробежаться глазами по свежим статейкам во время трапезы.

«Страна едина в своем гражданском порыве, – писал некто под псевдонимом Н. Патриот. – Заводы выдыхают дым из высоких труб, пекарни заполняют улицы запахом свежеиспеченного хлеба, учителя закаляют детей духом мужества и геройства, солдаты маршируют в строю – все для одной цели, все для победы над врагом!

Иностранный мир в своем злобном порыве хотел растоптать ростки нашей веры и нашей избранности. Но с таким народом, который весь проникнут идеей бескорыстного служения вплоть до самопожертвования, нашей стране не грозит поражение!

Что они могут против нас? Они, погрязшие в болоте бытовых интересов? Они, не омытые чистой росой Высшего откровения? Они, не знающие путей духовного возмужания и искреннего послушания Небесам? Они, не искушенные в чудесах?

Они могут полагаться только на силу своих армий, на количество орудий, брошенных на поля сражений. Но мы осенены пророческим откровением. С нами живое Божество. И значит, сила их армий и полные оружейные арсеналы – ничто. Они будут сокрушены одной распростертой дланью нашего заступника. Они рассыплются в прах, растекутся потоком несвязных молекул.

Будь только воля его, и мы победим без усилий, а они сдадутся без боя!

И только наши грехи отдаляют нас от возможного торжества! Только сомнения – от долгожданного мига победы!

Так отдадим же сердца наши Небесному посланнику! Присягнем ему все и дружно – и тогда нам не придется считать жертвы и хоронить тех, кто пока еще гибнет, заслоняя нас и по нашей же вине.

Слава Богу нашему живому! Так победим! Аминь!»

«Последнее слово, пожалуй, лишнее, – подумала Клара. – А в остальном – хорошо! Надо будет позвонить в газету похвалить Патриота. Пусть его поощрят как-нибудь. Талонами, что ли, на ликер».

Шелест листа, и Клара уже погружена в следующий текст, не менее помпезный, чем предыдущий, но не хвалебный, а обличительный.

«Так-так, интересно, – думает Клара, – какой порок бичуем сегодня?»

Под заметкой в рубрике «Блюститель нравов» значится некая Анна Домини.

«Неудачный псевдоним, – недовольна Клара. – С одной стороны, правильный. Намекает на рождение новой религии. Но слишком уж избитый».

Карандаш подчеркивает раздражающие слова двойной жирной чертой.

Взять на заметку и разобраться по мере возможности.

А сам текст этой (этого?) Домини хорош. По делу и с правильно выдержанным накалом эмоций.

«Доколе?» – начинается ее статья.

«Доколе? Еще раз повторю вам: доколе мы будем терпеть пораженческие настроения в нашем обществе, подобные струпьям на теле изъязвленного проказой?

Нет, мы просто обязаны выйти на улицы и совместно дать решительный бой каждому изгою, который отравляет своим ядовитым дыханием наше вдохновение, необходимое в час войны как воздух!

Не далее как вчера вечером мне лично довелось наблюдать отвратительную сцену: некий асоциал без номера и лица (это практически в буквальном смысле, ибо сомнительный гражданин прятал черты под козырьком кепки и капюшоном) высмеивал мать-старушку, пытавшуюся по просроченному талону приобрести для сына-солдата коробку кускового сахара и карамельки-тянучки.

Дело было в известном столичном магазине, куда в последнее время в ожидании выброса дефицитных товаров стекаются жители центра и близлежащих районов.

Упомянутая старушка запуталась в датах и не подозревала, что срок принесенных ею для отоваривания талонов истек накануне.

Сколько слез было пролито возле кассы! Это еще и после того, как солдатская мать отстояла не менее часа в длинной очереди к прилавку!

Асоциал без номера оказался тут как тут. Хотя, казалось бы, откуда у него талоны на продукты?